Артем Карапетов, директор
Юридический институт «М-Логос»
Коллеги, за декабрь 2015 года и январь 2016 года был вынесен целый ряд интересных определений Судебной коллегии по гражданским делам и Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ, которые ставят важные вопросы договорного права. Сжатый обзор определений см. выпуски публикуемого Юридическим институтом «М-Логос» Дайджеста частного права за декабрь 2015 и январь 2016 года. Прокомментировать сколько-нибудь развернуто все эти определения в рамках настоящего блога, конечно же, я не могу, но остановиться на некоторых, видимо, стоит.
1. Определения Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ
Определение Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 03.12.2015 N 310-ЭС14-8672
По мнению Коллегии (Разумов И.В., Кирейкова Г.Г. и Шилохвост О.Ю.), положения Гражданского кодекса РФ, действовавшие до 1 июня 2015 года, не исключали возможности совершения сделок, по которым кредитор в результате перевода долга приобретал требование к новому должнику, не утрачивая при этом права в отношении первоначального должника. Гражданское законодательство не содержало запрета на присоединение нового должника к ранее возникшему обязательству, которое в результате такого присоединения трансформировалось в обязательство с множественностью лиц на стороне должника.
Фабула дела такова: Кредитором, изначальным должником по договору займа и третьим лицом (новым должником) было заключено трехстороннее соглашение, поименованное ими соглашением о переводе долга, по условиям которого новый должник принял на себя обязательства по возврату суммы займа и уплате процентов, а кредитор согласился на замену должника. Одновременно в трехстороннее соглашение включены положения, согласно которым ничто в этом соглашении не освобождает первоначального должника от обязательств перед кредитором и не отменяет эти обязательства; пока новый должник будет погашать долг своевременно, кредитор воздержится от возбуждения дела против первоначального должника; в случае любого нарушения обязательств по платежам кредитор имеет право требования как к первоначальному должнику, так и (или) к новому должнику совместно и порознь в отношении любого остатка долга. По сути, стороны заключили известную во всем мире сделку о вступлении нового должника в долг старого без выбытия последнего из обязательства. Летом 2015 года этот вид перевода долга был урегулирован в ст.391 ГК. Но нет никаких сомнений в том, что такая конструкция в силу принципа свободы договора могла использоваться и ранее.
Но мы живем в особенной стране с постсоветской правовой идеологией и крайне пренебрежительным отношением судов к конституционному принципу свободы договора. Нижестоящие суды, увидев, что соглашение сторон не вполне вписывается в конструкцию нашего традиционного института перевода долга с полным выбытием старого должника из обязательства, просто признали условие такого соглашения о сохранении старого должника в обязательстве недействительным и отказали кредитору в заявлении о включении своего требования к старому должнику в реестр кредиторов (старый должник впал в банкротство).
И так происходит в российских судах достаточно часто. Чуть что покажется суду нестандартным и не вписывающимся в простые правовые формы, прописанные в учебниках 90-х годов, у него сразу возникает порыв аннулировать договор. О конституционном значении принципа свободы договора почему-то вспоминают крайне редко. Ситуация начинает меняться постепенно. Во многом благодаря усилиям ВАС РФ и принятого им Постановления Пленума «О свободе договора и ее пределах», а также разумным определениям Коллегии по экономическим спорам ВС РФ в последние месяцы (которая в большинстве случаев все эти ограничительные решения нижестоящих судов отвергает, как, например, в недавнем определении Коллегии по плате за отказ от договора аренды).
Вот и в этом деле Судебной коллегии по экономическим спорам пришлось взять на себя роль защитника свободы договора. Со ссылкой на ст.421 ГК Коллегия признала такое нетипичное трехстороннее соглашение о вступлении нового должника в долг законным.
Более того, Коллегия посчитала нужным разъяснить, в чем состоит отличие такого вступления в долг от поручительства. Как пишет Коллегия: «При этом ссылки судов на безусловную необходимость закрепления солидарной обязанности в договоре поручительства ошибочны. Само по себе присоединение к чужому долгу добавляет еще одного основного должника, не порождая нового обеспечительного обязательства. Поэтому сделка по присоединению к чужому долгу отлична от договора поручительства». На этот пассаж следует обратить особое внимание, так как он obiter dictum проясняет позицию ВС РФ по поводу того, порождает ли поручительство возникновение единого солидарного долга поручителя и должника или поручительство создает параллельный долг поручителя. Вопрос этот на самом деле спорный. Не хочу в него погружаться. Главное, что радует, так это то, что Коллегия не стесняется высказываться по таким важным вопросам права и четко артикулировать свою позицию.
Вот за такие определения Верховный Суд стоит заслуженно хвалить. В целом, надо сказать, что тройки судей Коллегии под председательством судьи Разумова в последнее время выносят очень качественные определения по частному праву. Хорошо бы, если бы этому уровню соответствовали и иные определения Коллегии.
Определение Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 15.12.2015 N 309-ЭС15-10298
По мнению Коллегии (судьи Золотова Е.Н., Борисова Е.Е., Маненков А.Н.), для взыскания с заказчика, нарушившего сроки оплаты выполненных работ, в качестве убытков суммы неустойки, уплаченной подрядчиком поставщикам строительных материалов в связи с просрочкой в оплате поставленных материалов, необходимо доказать наличие причинно-следственной связи между возникновением у подрядчика таких убытков в виде уплаченной неустойки и нарушением сроков оплаты заказчиком. При отсутствии в договоре между подрядчиком и поставщиками условий о привязке оплаты поставленных материалов к получению денежных средств от заказчика, такая причинно-следственная связь отсутствует, так как ничто не препятствовало подрядчику оплатить поставленные материалы до момента получения оплаты за выполненные работы от заказчика.
Фабула дела такова:
Подрядчик решил взыскать с заказчика убытки, связанные с выплатой им неустоек своим поставшикам за несвоевременное исполнение обязательств по оплате товара, приобретенного для выполнения работ по контракту. По мнению подрядчика, он просрочил оплату этих товаров по договорам с поставщиками из-за того, что заказчик несвоевременно оплачивал его работы.
Центральный вопрос в этом споре – это вопрос о том, смог ли истец (подрядчик) доказать причинно-следственную связь между просрочкой в оплате его работ со стороны заказчика, с одной стороны, и собственной просрочкой в оплате поставленных товаров и взысканием с него неустоек поставщиками, с другой стороны.
Вообще, надо сказать, что доказывание убытков, возникающих в связи с просрочкой в оплате, это дело поистине фантастическое. В подавляющем числе случаев суды отказываются признавать наличие причинно-следственной связи между неплатежом и какими-то убытками кредитора.
Вот и в этом деле Коллегия посчитала, что причинно-следственная связь не доказана.
Как пишет Коллегия, «истец, являющийся самостоятельным хозяйствующим субъектом, приняв переданные ему продавцами товары, был обязан исполнить обязательства по договорам поставки по оплате строительных материалов независимо от исполнения обязательств ответчиком по муниципальному контракту. Не оплатив своевременно поставленные товары, общество не приняло разумных мер для исключения возникновения убытков либо уменьшения их размера…. В муниципальном контракте и договорах поставки отсутствуют положения, свидетельствующие о том, что оплата товара покупателем поставлена в зависимость от выполнения заказчиком своих обязательств перед подрядчиком».
Также Коллегия обратила внимание на то, что «ответчик, не являясь стороной договоров поставки, не имел возможности повлиять на размер неустоек, предусмотренных истцом и его контрагентами, ставки которых существенны и составляют 0,1% и 0,2% от суммы просроченного платежа за каждый день просрочки исполнения обязательства».
Как оценить это определение? Не видя всей фактуры дела, сложно прийти к какому-то четкому выводу о доказанности причинно-следственной связи. Думается, что если подрядчик это крупная компания с достаточными денежными средствами, то, действительно, ничто не мешало ей расплатиться с поставщиками даже до получения оплаты от заказчика. Соответственно, не соблюдается важный критерий причинно-следственной связи: возникновение убытков не было прямым следствием нарушения платежной дисциплины со стороны заказчика. Но можно представить себе ситуации, когда подрядчик - это мелкий предприниматель и он планировал финансировать и реально мог финансировать закупки материалов для выполнения работ исключительно на авансы, уплачиваемые заказчиком, и это прекрасно было известно заказчику. В такой ситуации вывод по поводу причинно-следственной связи, видимо, мог бы быть и другим.
Определение Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 21.01.2016 N 309-ЭС15-12082
Это определение интересно в двух отношениях.
Во-первых, Коллегия (судьи Самуйлов С.В., Букина И.А. и Разумов И.В.) абсолютно обоснованно закрепляет следующую правовую позицию: в силу принципа публичной достоверности данных ЕГРЮЛ не может быть признан недействительным договор, заключенный от лица компании представителем, имеющим доверенность, которую подписало лицо, указанное на момент выдачи доверенности в ЕГРЮЛ в качестве единоличного исполнительного органа, несмотря на то, что после заключения договора решение об избрании данного лица единоличным исполнительным органом признано судом недействительным. Этот вывод абсолютно обоснован и вытекает из п.2 ст.51 ГК РФ. На первый взгляд может удивить, что Коллегия не приводит ссылку на эту норму в обоснование своего решения. Но дело, видимо, в том, что данная норма появилась в ГК после заключения спорного договора. Иначе говоря, Коллегия придает идее публичной достоверности записи о директоре в ЕГРЮЛ и защиты доверия добросовестных контрагентов этой записи ретроспективное значение, считая, что эта идея и до появления в ГК п.2 ст.51 вытекала из общих принципов гражданского права и системного толкования законодательства.
Во-вторых, в деле встал и вопрос о том, можно ли признавать недействительным договор банковского счета, заключенный в нарушение императивных норм об обязательности представления при заключении таких договоров документов, которые требует представлять законодательство о противодействии легализации (отмыванию) преступных доходов. Коллегия, по-моему, абсолютно обоснованно признала, что такое нарушение не может влечь признание договора недействительным. Последствием такого нарушения закона, по мнению Коллегии, является привлечение банка к административной ответственности. Тут надо заметить, что сама возможность не применить в качестве санкции за нарушение императивных норм при заключении договоров недействительность последних, а ограничиться иными негативными последствиями, предусмотренными в законодательстве, если это вытекает из смысла соответствующих императивных норм, с 1 сентября 2013 года прямо закреплена в ст.168 ГК. Как мы видим, Коллегия готова применять этот же гибкий подход и к сделкам, заключенным до 1 сентября 2013 года.
Определение Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 01.12.2015 N 305-ЭС15-9906
Коллегия (судьи Маненков А.Н., Золотова Е.Н., Попова Г.Г.) определила, что подписание мирового соглашения, не предусматривающего сохранение в силе обязательств ответчика по выплате начисленной ранее неустойки, исключает возможность взыскания впоследствии такой неустойки, так как мировое соглашение направлено на прекращение гражданско-правового спора в полном объеме, как в отношении основного, так и связанных с ним дополнительных обязательств. С учетом положений части 2 статьи 9 АПК РФ, если стороны при заключении мирового соглашения прямо не оговорили в нем иные правовые последствия для соответствующего правоотношения (включающего как основное обязательство, из которого возникло заявленное в суд требование (требования), так и дополнительные), такое соглашение сторон означает полное прекращение спора, возникшего из этого правоотношения. В связи с этим последующее выдвижение в суде новых требований из того же правоотношения, независимо от того, возникло такое требование из основного либо из дополнительного обязательства, не допускается.
По сути, Коллегия рассмотрела спор, абсолютно идентичный тому, который рассматривал несколько лет назад Президиум ВАС (Постановление от 22 марта 2011 г. N 13903/10), и закрепила ту же самую правовую позицию. Разница лишь в том, что Президиум ВАС в том постановлении указал в обоснование своего решения принцип эстоппель (это было первое решение высшего суда, прямо упоминающее этот ставший столь популярным в последнее время принцип), в то время как Коллегия ВС РФ обошлась без упоминания этого понятия.
Сама правовая позиция, занятая Коллегией вслед за Президиумом ВАС, представляется мне правильной. Но огорчает, что Коллегия почему-то не сослалась на то постановление Президиума ВАС, сделав вид, что данная правовая позиция есть ее изобретение.
Определение Судебной коллеги по экономическим спорам ВС РФ от 07.12.2015 N 305-ЭС15-4533
Тут Коллегия (судьи Грачева И.Л., Борисова Е.Е. и Чучунова Н.С.) в громком деле по спору компаний Биотэк и Тева закрепила позицию, согласно которой если рамочный договор предусматривает обязательства поставщика поставлять товар по заявкам покупателя, и поставщик в нарушение этих условий уклоняется от исполнения поступивших заявок, покупатель вправе требовать возмещения убытков.
К этому судебному акту имеется много вопросов. Но углубляться в них здесь не будем, так как недавно я подробно комментировал это определение на Закон.ру. На мой взгляд, определение написано и аргументировано плохо, многие важнейшие фактические аспекты не освещены, что не позволяет в полной мере оценить адекватность решения. Подробнее см. здесь.
2. Определения Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда РФ
Определение Судебной коллегии по гражданским делам ВС РФ №4-КГ 15-61 от 1 декабря 2015 года
Нередко, читая определения Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда, сталкиваешься с тем, что понять, насколько обосновано с точки зрения права принято решение, оказывается крайне сложно.
И вот очередной пример из декабрьских определений Коллегии. В деле встает очень сложный вопрос по поводу течения срока давности, а вместо какого-то качественного анализа проблемы и ясных правовых позиций мы имеем сплошной туман в аргументации и по сути отписку...
Фабула, если вкратце, такая. Должник попал в просрочку весной 2009 года, а потом подписал с кредитором соглашение о зачете. В 2013 года суд признал это соглашение недействительным, и кредитор пошел в суд взыскивать долг. Если считать давность с 2009 года, то три года прошли к 2013 году и истцу в иске должно быть отказано. Если же считать, что, несмотря на недействительность соглашения о зачете, сам факт его подписания должником означает признание долга, то эффект прерывания срока давности остается в силе, и тогда срок давности надо считать с момента подписания этого несостоявшегося соглашения о зачете. Похожее дело было в практике Президиума ВАС (Постановление от 14 июля 2009 г. N 5286/09) и тогда ВАС решил, что признание соглашения (тогда, была новация) недействительным не отменяет эффекта признания долга, и давность прервалась. И вот теперь хороший повод прояснить этот вопрос и для системы судов общей юрисдикции. Тем более, что нижестоящий суд (Московский областной суд) вообще проявил крайне творческий подход, посчитав, что давность должна считаться не с момента подписания несостоявшегося соглашения о зачете (момента признания долга), а с момента признания судом этого соглашения недействительным. Короче, есть целый веер важных цивилистических вопросов, имеющих большое значение для практики и ее унификации.
И что же мы видим вместо нормального цивилистического анализа и ясной правовой позиции?
Во-первых, в определении полная путаница в ключевом вопросе о дате подписания соглашения о зачете. Вначале в описательной части определения в двух местах указано, что соглашение было подписано осенью 2010 года, а затем ближе к мотивировочной части вдруг оказывается, что соглашение подписано осенью 2009 года. А это вопрос принципиальный, так как если верно первое, то давность, возможно, не пропущена, если считать ее с момента подписания соглашения (если мы допускаем, что подписание недействительной сделки влечет прерывание давности). А вот если верно второе, то давность в любом случае пропущена к моменту подачи иска.
Во-вторых, в описательной части определения ни намека на дату подачи иска. Как нам, читателям или судьям, рассматривающим аналогичные дела, в таких условиях вообще понять, уложился ли истец в срок давности? Остается только догадываться, что истец подал иск не ранее весны 2013. Но если он подал его до осени 2013, то при условии подписания соглашения о зачете в 2010 срок давности не истек (если опять же считать, что подписание недействительной сделки зачета влечет прерывание давности). Если же позже, то истец даже при условии подписания соглашения о зачете в 2010 году исковую давность пропустил. В общем сплошные загадки.
В-третьих, в определении в принципе нет никакого анализа ключевого вопроса о том, можно ли считать, что подписание недействительного (то есть не порождающего правовой эффект) соглашения о зачете может рассматриваться как признание долга и влечь такой правовой и не аннулируемый фактом недействительности эффект как прерывание давности. Этот вопрос особенно важен, так как сам Верховный Суд в Постановлении Пленума №25 от 23 июня 2015 года квалифицировал признание долга в качестве сделки. Открывается крайне интересная перспектива, при которой признание соглашения о зачете (новации, передаче отступного, изменении договора и т.п.) недействительным, не блокирует вывод о том, что сам факт его подписания может быть достаточным для сохранения в силе сделки признания долга. Либо тут следует на этом примере показать, что в некоторых случаях признания долга не является сделкой, а является юридическим поступком, и поэтому недействительность договора не отменяет правовой эффект признания долга. Причем эта проблематика тут имеет принципиальное значение для разрешения самого спора.
По поводу таких определений хочется задать вопрос. Зачем ещё нужны мотивировочные части решений высшего суда как не для формирования чётких ориентиров для нижестоящих судов по этому делу конкретно и аналогичных споров в будущем, фиксации ясных правовых позиций, прояснения сложных вопросов права и унификации практики? С такими примерами несколько небрежной и какой-то «отписочной» мотивировки актов Коллегии по столь важным вопросам права будет крайне сложно унифицировать судебную практику нижестоящих судов. В таких условиях не удивительно, что постоянно слышны жалобы на то, что СОЮ систематически игнорируют правовые позиции ВС, и здесь царит полная правовая неопределенность.
Определение Судебной коллегии по гражданским делам ВС РФ от 12.01.2016 года № 24-КГ15-12
Тут возникло очень интересное дело.
Банк по условиям договора с заемщиком обязался заключить по поручению заемщика и за его счет договор страхования жизни и здоровья заемщика. Банк, списав со счета заемщика соответствующую сумму за оказание данной услуги, в реальности со страховой компанией договор не заключил. Далее у заемщика наступила инвалидность, которая должна была покрываться страховкой, но, когда заемщик обратился к страховой компании, та ему отказала со ссылкой на отсутствие договора страхования. Заемщик тогда обратился в банк с требованием погасить убытки, вызванные нарушением банком своих обязательств по подключению заемщика к программе страхования. Заемщик рассчитал убытки в виде той суммы, которую он мог получить от страховой компании и направить на погашение задолженности перед банком, и потребовал зачесть это обязательство банка по выплате ему убытков с остатком задолженности заемщика по кредиту.
Коллегия признала правоту заемщика и удовлетворила его требования. По-моему, это решение вполне логично.
Определение Судебной коллегии по гражданским делам ВС РФ №67-КГ15-16 от 12 января 2016 г.
Судебная коллегия по гражданским делам в этом определении постановила, что при продаже залогодателем заложенного имущества добросовестному приобретателю без согласия залогодержателя до вступления в силу вступившей в 2013 году в силу нормы подпункта 2 пункта 1 статьи 352 ГК, согласно которой в такой ситуации залог прекращается, залог считается сохранившимся. Ретроспективное применение подпункта 2 пункта 1 статьи 352 ГК, по мнению Коллегии, не допускается.
Не думаю, что это разумное решение. Защита добросовестного приобретателя заложенного имущества и до появления в ГК соответствующих новелл в 2013 году могла быть выведена из применения ст.302 ГК по аналогии закона или общих принципов гражданского права. Именно такое решение выводил ВАС РФ и до 2013 года из толкования прежнего законодательства (см. п.25 Постановления Пленума ВАС №10 от 17 февраля 2011 года).
На мой взгляд, сохранение залога при продаже имущества добросовестному покупателю, не знающему и не имеющему оснований знать о том, что приобретаемая вещь заложена, очень несправедливо, подрывает стабильность оборота и просто системно не согласуется с положением ст.302 ГК, регулирующей схожий вопрос.
Определение Судебной коллегии по гражданским делам ВС РФ от 08.12.2015 года № 5-КГ15-165
В этом определении Коллегия указывает следующее: если сторонами заключен договор, поименованный ими как предварительный, в соответствии с которым они обязуются заключить в будущем на предусмотренных им условиях основной договор о продаже недвижимого имущества, которое будет создано или приобретено в последующем, но при этом предварительный договор устанавливает обязанность приобретателя имущества до заключения основного договора уплатить цену недвижимого имущества или существенную ее часть, данный договор должен быть квалифицирован как договор купли-продажи будущей недвижимой вещи с условием о предварительной оплате.
По сути, Коллегия почти дословно цитирует правовую позицию ВАС РФ, изначально закрепленную в п.8 Постановления Пленума ВАС РФ от 11.07.2011 N 54, а затем поддержанную Президиумом ВС РФ (см.: пункты 9 и 17 Обзора практики разрешения судами споров, возникающих в связи с участием граждан в долевом строительстве многоквартирных домов и иных объектов недвижимости (утв. Президиумом Верховного Суда РФ 04.12.2013).
Сама позиция эта вполне логичная. Расстраивает только, что Коллегия не посчитала нужным сослаться в определении ни на Постановление Пленума ВАС №54, ни на Обзор практики Президиума ВС РФ. Как уже много раз приходилось писать, цитирование источника правовой позиции является не просто честной практикой и признаком транспарентной мотивировки, а посылает нижестоящим судам и юристам сигналы в отношении правового (ну или, скажем, «руководящего») значения всех этих разъяснений судебной практики высших судов. Чем реже высшие суды ссылаются на собственные правовые позиции, тем меньше у нижестоящих судов ощущения их «прецедентной» силы и тем менее эффективно унифицируется судебная практика и больше бардака, разнобоя и коррупции в судах при разрешении конкретных однотипных споров.
