Финансовый кризис и обострение отношений с Западом после войны в Южной Осетии ставят Россию перед выбором дальнейшего пути развития. Не следует ли стране вернуться на рельсы мобилизационного развития, или стоит продолжить эволюционную модернизацию? Как может отразиться экономический кризис на России? С этими вопросами «Росбалт» обратился к председателю правления Института современного развития, вице-президенту Российского союза промышленников и предпринимателей Игорю Юргенсу.

- Сегодня многие говорят о том, что финансовый кризис и обострившиеся после войны в Южной Осетии отношения с Западом диктуют России единственно возможный выбор: мобилизационный путь развития. Чаще всего под этим подразумевается мобилизационное развитие по сталинскому образцу. Считаете ли вы, что для России сегодня мобилизация — действительно единственно возможный путь?

- Я уверен в прямо противоположном. Сегодня российская экономика — часть глобальной экономики. И бороться с проблемами надо в соответствии и в координации с теми рынками, частью которых мы стали. Автаркия на настоящий момент приведет к распаду России, к глубочайшему кризису, из которого сами мы выбраться не сможем. Придется доводить мобилизационную модель до ее апогея: или отдаваться китайцам, или, распадаясь на куски, выживать. Но в результате все равно произойдет то, что произошло с Советским Союзом.

Это экстремальная часть классической мобилизационной модели. В силу того, что экономика наша — рыночная, она регулируется в том числе и по правилам глобальной экономики. Тот ресурс, за счет которого мы живем: энергетика, металлы, нефть, газ и все остальное, пока мы не успели еще стать инновационной экономикой, — это ресурс, который не потребляется только внутри страны и нуждается в тех же глобальных рынках. Мы можем приводить еще очень много аргументов, почему это невозможно в нынешнюю эпоху.

Другая позиция заключается в том, что, конечно, роль государства возрастает. И в этом смысле мобилизация сил государства: интеллектуальных, регулятивных, нормотворческих, антикоррупционных — это очень важная вещь. Потому что если пытаться регулировать рыночный кризис методами неумными, коррупционными, методами фаворитизма, потакания своим, уступок различным лобби, — из кризиса не выйдешь.

При этом не надо забывать, что кризис — это, в том числе, инструмент созидательный, выбивающий неживое и определяющий путем понятных пропорций отрасли, которые станут локомотивами роста в новой экономике. Мы ожидаем новой длинной инновационной инвестиционной волны, после того как мировая экономика определит те точки роста, которые и будут вести ее вперед по окончании кризиса.

Определение этих точек роста государство тоже не может взять на себя, потому что в рамках глобальной экономики не может их определить. Мы можем «назывным» способом сказать, что это будут нанотехнологии, но это не так. Биотехнологии… Да не вытащат они в одиночку. Только сам рынок может определить, причем в глобальном контексте, где будут те зоны потребления, те прорывные отрасли, которые выведут эту экономику из кризиса. Вот поэтому мобилизационная модель в классическом стиле неосталинского типа — это путь в никуда с катастрофическим результатом. А совместное решение вопросов — это путь к разрешению кризиса с меньшими потерями. И именно таким путем предлагают идти, насколько я понимаю официальные речи, и президент, и премьер-министр нашей страны. Теперь предпринимаются для этого конкретные шаги. Начиная с Эвиана, этот план, по-моему, и осуществляется.

- А в области внутренней политики — не столько экономический кризис, сколько конфликт в Осетии может ли спровоцировать какие-то социальные или социально-политические изменения, проведение новых структурных реформ? Те реформы, которые, очевидно, откладывались в последние годы?

- Любой кризис — это момент начала строительства новых институтов. Мы говорили об этом, начиная с 1991 г., — и не все еще закончено. В ельцинскую эпоху, оставляя несколько основных постулатов: демократия, рыночная экономика и т. д., — не смогли справиться с кризисом управления наверху. Затем, в путинскую эпоху, начали масштабные реформы по среднесрочному плану развития страны до 2008 г., так называемому «плану Грефа». Кое-что удалось сделать, но многое не было закончено. Потом стране повезло — начались «тучные» годы.

В «тучные» годы никто ничего не реформирует. Поэтому застряли банковская реформа, реформа страхования, пенсионная, административная. Не до конца отработаны Бюджетный, Налоговый кодексы и некоторые другие вопросы. Ими занимались, но, повторяю, поскольку масса нефтяных и других сырьевых денег поступали в страну с завидной регулярностью, и на уровне населения это сказывалось очень положительно, — стимулов к созданию реальных институтов модернизации было маловато. Занимались этим вяло. Слава Богу, финансовые власти вели себя правильно, накапливая резервы и хотя бы следя за макроэкономической стабилизацией, не дав вырваться инфляции и создав подушку безопасности. А остальные власти свои сектора не реформировали, к сожалению.

Поэтому мы пришли к кризису с финансовой «подушкой безопасности», но без готовых институтов. Мы от этого пострадаем. Но сейчас как раз тот самый момент, когда этим надо бы начать заниматься очень серьезно.

Реформа армии — еще один урок из осетинского конфликта. Даст Бог, то, что предпринимает Сердюков, начав с наведения порядка в финансах и кадрах, даст свои результаты. И даже уже дает. Но рассчитывать на скорый результат в становлении современной армии довольно трудно. Уже хотя бы потому, что цикл заказов на новое вооружение довольно длинный.

Надо соразмерять наши силы, нам предстоит выдержать общий финансово-экономический кризис, социальные мандаты, оборонные расходы. То, что я вижу, — пока вдохновляет, потому что Сердюков не берется за все сразу. По-моему, понимание соразмерности того, что нам предстоит сделать, — есть. Но шапкозакидательства никакого не может быть. Армия США раз в 30 превышает все остальные армии, вместе взятые, по техническому вооружению, по отмобилизованности, по силе. Поэтому говорить о том, что мы кому-то там будем в глобальном масштабе грозить, — не надо. Но реформироваться надо, безусловно.

- А каких-то других общественных институтов это может коснуться?

- Сейчас время большого реформирования — изменения модели развития под модернизационную, что предусматривает постановку совсем других задач. Они уже прорисовываются в Концепции-2020. Сейчас они не безусловны и чрезмерно, на мой взгляд, оптимистичны по целям. Но, тем не менее, чтобы их реализовать и стать четвертой-пятой экономикой в мире, достичь того уровня пенсий и зарплат, о котором говорится, выйти на европейский уровень потребления, — нужно реформировать не только армию, но и всю систему образования, здравоохранения, обеспечения людей жильем, сельского хозяйства… Нацпрограммы организовать в том виде, в котором они были заявлены. Это касается и финансового сектора.

Это очень большая работа, которая была начата, но не закончена почти нигде. Я только подтверждаю ваш посыл, что все нуждается в реформировании, если нам суждено строить общество будущего. Оно было прорисовано в Концепции-2020, но кризис, безусловно, ускорит реализацию этих важных положений, о нужности которых догадывались, но не думали, что такое ускорение будет придано им мировым кризисом.

- Можно ли говорить о том, что после кризиса российская экономика станет еще более интегрированной в мировую, еще более открытой? Позволит ли это вывести на мировой уровень ту часть российского крупного бизнеса, которая сейчас предпочитает оставаться «в тени»?

- Если будем следовать общим правилам и мировым тенденциям, — да. Это позволит приблизиться и к уровню потребления «золотого миллиарда», и к эталонам корпоративного управления. Но мы очень много можем привнести сами, поскольку от того, как мы обменяем, грубо говоря, свои углеводородные и другие активы на интеллектуальные, — все и будет зависеть. Мы же не готовы «въехать» в эту систему как сырьевой придаток.

Соответственно, очень много будет зависеть как от регулирующей роли государства, которое должно понуждать предпринимателя к этой диверсификации, а соответственно создавать такие институты, которые к этому понуждают, — так и от самих предпринимателей и населения, которые должны ставить перед собой потом, после кризиса, довольно амбициозные задачи.

Нельзя просто почивать на лаврах и повышать свое потребление до бесконечности благодаря тому, что нам так повезло. Надо откладывать и вкладывать, а не смеяться над «зоной Рублевки» или «стебаться» по телевидению, гордясь еще одним «Бентли». Стиль жизни нуждается в пересмотре. Я надеюсь, что изменится и эта, идеологическая часть поведения нации. Кстати, не худо бы напомнить, что эта нация происходит из иудо-христианского корня: и спартанство, и пуританизм, и чистота православия — это ж не всегда лицемерие. После Масленицы же пост идет. А последние годы про это никто не вспоминал.

Если мы хотим достичь такого уровня, как говорим, то надо и вести себя в соответствии с общепринятыми нормами и ставить некоторые ценности в правильную пропорцию. Мы не можем говорить: они там здорово как потребляют, здорово как красиво живут. Они добиваются этого в большинстве случаев тяжелым самоограничением. Не все, но многие. А кто не ограничивал себя — как американцы в последние годы, — те и заканчивают соответствующим образом.

- Можно ли говорить, что у нас сейчас достаточный человеческий потенциал для модернизационного рывка?

- Так говорить сейчас нельзя. Поэтому реформы образования и здравоохранения становятся одними из самых важных и приоритетных. Уровень подготовки молодых кадров — крайне низкий. Известны диспропорции в качестве вузов, многие из которых хотят у вас просто взять деньги и взамен выдать «корочку». Сейчас с этим начинают бороться. Но мы нуждаемся в реформе образования в целом, а не только в изменении ЕСН, создании пяти федеральных университетов и других точечных мерах. Однако надежда есть: руководство отраслью — нормальное, министр адекватный, политическую поддержку они получают.

Надо еще не забывать про демографическую ситуацию, которая катастрофична. Насколько велика будет к 2020 г. потеря людей в трудоспособном возрасте… Вообще-то говоря, людей не будет хватать даже для тех целей, которые уже поставлены в Программе-2020. Соответственно — миграция, адаптация мигрантов. Это большие идеологические и культурологические проблемы.

- Из-за кризиса практически неизбежно произойдет потеря работы значительным количеством мигрантов. Не приведет ли это к дискредитации России как рынка труда для граждан других постсоветских стран?

- В принципе, у нас существует цивилизованный механизм квотирования. Если сокращается количество рабочих мест, то отечественные работодатели и профсоюзы говорят, сколько и как надо сохранить, — квоты снижаются, дается меньше разрешений на въезд. Это очень цивилизовано, все понимают, почему эти ограничения вводятся. Другое дело, если мы начнем действовать нецивилизованно: избивая, грубо говоря, мигрантов на границе. Но такого у нас никогда не было.

- Но это касается легальной миграции, а у нас же очень значительная нелегальная миграция?

- Надо наводить порядок с нелегальной миграцией. Как это было, например, с «серыми» зарплатами. А за те трудности, которые переживают нелегальные мигранты, наверное, часть вины лежит на России, но часть — на тех людях, которые должны понимать, на какие риски они идут. А если они этого не понимают, им придется столкнуться с этими трудностями. На это есть и правоохранительные органы, и миграционная служба.

Проблему надо будет решать, но дискредитацией России это назвать нельзя. Все понимают, что это — не злая воля россиян. Кроме того, надо также готовиться к новой инвестиционной волне. Все равно нам будет нужно очень много рабочей силы, чтобы удержать свою территорию.

- Согласны ли вы с тем, что государство старается скорее замолчать происходящий кризис, информирование населения идет очень слабо? Ему не объясняют четко: что происходит и как себя вести. Между тем, стало известно, что некоторые российские банки ограничивают выдачу средств вкладчикам, например, банк «Глобэкс».

- Наша информационная политика никогда не отличалась открытостью. Никогда не была ориентирована на потребителя. Наверное, это восходит к нашему имперскому прошлому. В связи с тем, что мы живем в экономике ожидания и, в общем, в демократическом обществе с некоторыми свободными СМИ, — так больше действовать нельзя. Это показал и грузинский кризис, когда мы поначалу проиграли международную информационную войну. Только сейчас начинаем понемножку разъяснять реальную ситуацию. Так происходит и сейчас в связи с кризисом, я согласен с вами.

Включите CNN: там нет никого, кроме Полсона (министр экономики США) и Бернанке (председатель федеральной резервной системы США). Они постоянно объясняют, что будут делать дальше. Как они будут ходить в Конгресс, добиваться чего-то, куда сколько средств ушло. В связи с этим в американском обществе есть драматические настроения, но нет панических. Они понимают, что надо будет перетерпеть.

- Но у них это отработано еще в период Великой депрессии...

- Совершенно верно. У нас есть только одна травма — кризис 1998 года. Тогда способ поведения властей был известен. Соответственно теперь были бы нужны двойные усилия по проведению финансового ликбеза по поведению во время кризиса. Этого пока не делалось.

Но уже есть закон о гарантиях для вкладов, не превышающих 700 тыс. рублей. И банк «Глобэкс» будет кем-то куплен или его клиенты к кому-то перейдут. 700 тыс. — это довольно большие деньги, а если там были клиенты, оперировавшие миллионами, то это должно было еще раньше их научить поведению в период кризиса. А простые люди не пострадают.