Аркадий Дворкович: «Я не берусь предсказывать, будет ли вторая волна кризиса, но ее можно избежать…»

Помощник президента России по экономическим вопросам Аркадий Дворкович ответил на 47 вопросов от журнала «Финанс.».

Аркадий Владимирович, на расширенной коллегии Министерства финансов вы сказали о том, что бюджетный дефицит в среднесрочной перспективе не должен превышать 5% ВВП. Насколько это реально, учитывая резкое снижение налогов?

– Все вопросы бюджетной политики находятся в стадии активного обсуждения между федеральными ведомствами. Особенность состоит в том, что степень неопределенности настолько высока, что говорить о любых процентах и темпах роста очень тяжело. Те параметры, которые обсуждаются, могут в течение последующих нескольких месяцев сильно меняться.

Прогноз на этот год уже подлежит корректировке, но официально она будет проводиться по итогам первого полугодия. Речь идет о том, что в принятом и уже исправленном бюджете на 2009 год дефицит федерального бюджета зафиксирован на уровне 7,4% ВВП. Если ВВП будет меньше – сейчас, по многим прогнозам, это весьма вероятно, – то и значение дефицита в процентах ВВП будет больше. Он может быть, например, 9%. Естественно, снижение номинального уровня ВВП приведет к тому, что и бюджетный дефицит 2010 года будет не 5%.

Вопрос состоит в том, во-первых, какие резервы у нас есть, чтобы финансировать дефицит, а во-вторых, какое снижение расходов можно считать безопасным для поддержания устойчивости экономики в целом. В особенности для безусловного выполнения обязательств в социальной сфере. Кроме того, необходимо учитывать расходы, связанные с обеспечением безопасности государства. Этот набор и определит, на какой размер дефицита мы сможем пойти. Конкретная величина этого параметра – вопрос расчетов и сроков выхода из кризиса российской и мировой экономик.

Понятно, что если цены на нефть будут чуть выше, чем запланировано, если экономика начнет выходить из кризиса чуть раньше, то доходы бюджета будут больше, а значит, будет больше возможностей для финансирования расходов при пятипроцентном дефиците. Если же глобальная экономика будет оставаться в тяжелом положении не только в 2009-м, но и в 2010 году, то доходов будет меньше и, возможно, потребуется увеличение размера дефицита даже ценой расходования чуть большей части резерва.

Главное – не перегнуть палку с точки зрения снижения расходов. Это может привести к дополнительному спаду экономики. С другой стороны, важно не сохранять неэффективные расходы, серьезно заняться их инвентаризацией и сократить все то, что сегодня необязательно, что является не самым рациональным, не самым результативным. Мы не можем, просто исходя из того, что идея хорошая, немедленно тратить на нее большие деньги.

А почему инвентаризация расходов до сих пор не проводилась? Ведь значительная их часть не только неэффективна, но просто коррупционна.

– Что касается инвентаризации, то она проводится постоянно. Но, конечно, мотивация это делать в период кризиса больше: когда много денег, многим некогда заниматься эффективностью. Хотя в последние годы была введена система оценки результативности бюджетных расходов на региональном уровне, начали это делать и на федеральном. В рамках нацпроектов была своя особая система контроля. Но сейчас это делать психологически легче. Потому что ограничения настолько жесткие, что просто никуда не деться – этим нужно заниматься.

Что касается коррупционных расходов, то они, к сожалению, есть во всех составляющих бюджета. Кроме, наверное, выплат социального характера. Везде, где есть закупки, есть риск коррупции, которая, к сожалению, широко распространена. Сейчас начал активно реализовываться план противодействия коррупции, который президент утвердил несколько месяцев назад. И мы видим, что по некоторым направлениям уже есть хорошие результаты. Скоро будет введена масштабная аукционная система госзакупок, которая еще больше снизит коррупционные риски. Конечно, это работа на несколько лет. В одночасье искоренить коррупцию, которая в России утверждалась столетиями, было бы наивной постановкой задачи. Но это не значит, что бороться не надо.

Аукционная система не всегда действует. Многие предприниматели считают, что бессмысленно участвовать в аукционах, так как все обо всем уже договорились. Как побороть эту точку зрения?

– Бизнес необходимо настраивать на то, что ему нужно идти и участвовать. Иначе не возникнет очевидных прецедентов нарушения законодательства и с этим трудно будет бороться. Следует публично рассказывать о результатах этой работы, о том, каким образом были пресечены подобные случаи. Чтобы чиновникам как минимум страшно было заниматься тем же самым. А виновные обязательно должны дисквалифицироваться.

И только?

– Нарушения бывают разного масштаба и характера. Но если мы ставим во главу угла развитие предпринимательства и на этой основе экономический рост, то необходимо даже мелкие случаи пресекать максимально жестко, как это делается в других странах. В Финляндии, например, и в США малейшая попытка незаконных действий влечет за собой лишение свободы на длительные сроки.

Вы считаете это правильным?

– Да, я считаю это правильным.

Больше половины Резервного фонда может быть потрачено в этом году, а на следующий год денег может не хватить. Что тогда будет происходить?

– Во-первых, пока еще есть основания считать, что доходов будет достаточно, чтобы не потратить больше половины Резервного фонда. По крайней мере, динамика цен на нефть пока скорее благоприятная. Но вероятность такого развития событий, о котором вы говорите, тоже имеется. Именно поэтому в 2010 году нужно снижать размер бюджетного дефицита. Конечно, какой-то объем заимствований можно делать и в 2009-м, и в следующем году. Но если инвесторы в наши ценные бумаги не будут видеть, что си­туа­ция в целом устойчивая (а они будут это видеть), если увидят понижающуюся динамику дефицита и источники его финансирования, тогда заимствовать можно. Иначе заимствования будут слишком дорогими и их делать будет нельзя. Есть некоторый потенциал и у приватизации. Но в этом году цены на активы слишком низки для того, чтобы на них рассчитывать.

Под какую ставку можно будет занимать?

– Сегодня ставки на мировых рынках достаточно низки. По долгосрочным займам, конечно, побольше, но тоже на минимальном уровне. Поэтому даже при высоких спрэдах с учетом того, как воспринимается Россия на международных рынках, ставки вряд ли будут превышать 6% по валюте. По рублям проценты, конечно, будут больше – здесь нужно смотреть на соотношение доходности и будущих валютных рисков, которые в случае сохранения длительного периода низких цен на нефть могут оставаться. Хотя пока опасений за платежный баланс у нас нет и ситуация на валютном рынке абсолютно стабильна.

Министр финансов сказал, что изменения налоговых ставок следует ожидать не раньше весны 2010 года. Вы с этим согласны?

– Изменения налоговых ставок можно ожидать всегда. Это вопрос расчетов и политического выбора в каждый момент времени. Напомню, в этом году были приняты решения по уменьшению нагрузки по налогу на прибыль – снижение ставки, увеличение амортизационной премии. Это чуть-чуть, но все же сгладило некоторые трудности текущего периода.

Такого же рода решения могут быть приняты и в любой другой год. Вопрос в том, как мы оцениваем потенциал роста экономической активности, следующий за изменением ставок, – есть он или нет. Если снижение ставок ведет только к росту потребления импортных товаров, то вряд ли это хорошо для российской экономики. Если изменение ставок оказывает влияние на внутреннюю экономическую активность и расширяется налоговая база внутри страны, то это положительный момент.

Вот на эту тему и идут дискуссии. Есть разные позиции, разные оценки. В конечном счете решения принимают президент, правительство, парламент. Одно из таких решений, направленное на снижение налогов, было недавно принято – повышение порога выручки малого бизнеса, при котором можно применять упрощенную систему на­ло­го­об­ло­же­ния. С другой стороны, переход от ЕСН к страховым взносам – это увеличение финансовой нагрузки на бизнес, необходимое для повышения устойчивости пенсионной системы и страховой медицины. Возможно, часть дополнительной нагрузки стоило бы компенсировать, смягчить эти последствия для бизнеса. Но как именно – полностью, наполовину, на 25% – нужно считать и обсуждать, исходя из возможностей бюджета и бизнеса.

Замена ЕСН страховыми взносами выглядит несправедливо: богатые компании будут платить относительно меньше, чем малый и средний бизнес.

– Спор о справедливости идет также в отношении подоходного налога. Есть люди, которые считают, что нужно возвращаться к прогрессивной шкале подоходного налогообложения. Но по факту мы видим, какое дестимулирующее воздействие это оказывает на экономическую активность. К какому уходу от налогов это ведет. Только сейчас развитые страны начинают всерьез заниматься офшорами, а раньше они спокойно закрывали глаза на то, что богачи не платят огромные процентные ставки 40–50%, а сидят в зонах с льготным налогообложением. Все это воспринимали как нормальное явление.

Мы же в России находимся на другой стадии развития правового самосознания: большинство россиян не привыкло к высоким налогам. Только-только научились платить более-менее умеренные. Те самые 13%. Поэтому сейчас переходить к прогрессивной системе очень рискованно. Если вообще это нужно. Сильно в этом сомневаюсь.

Что касается страховых взносов, то, как правило, в компаниях, где зарплата высока, существуют дополнительные схемы страхования – добровольная медицинская и пенсионная. И фактические взносы в целом сопоставимы, а иногда даже больше по относительным значениям, чем у компаний малого и среднего бизнеса. В конечном счете должны быть важны интересы граждан. Тех, кто платит страховые взносы.

В идеале, если бы все работало очень хорошо, обязательных систем не должно было бы быть. Можно было бы обеспечивать малоимущих за счет налогов, а все взносы могли бы быть добровольными. Но поскольку у людей просто нет достаточной мотивации к тому, чтобы самостоятельно страховаться, минимизируя свои риски в пенсионном возрасте и в случае заболеваний, государство существенную часть функций берет на себя. При этом величина пропорции – это тоже политический выбор, исходя из стадии социального развития. Мы считаем, что, устанавливая порог зарплаты, при котором выплачиваются страховые взносы, люди, которые получают высокий доход, скорее всего, будут дополнительно страховаться сами.

В этом состоит идеологическая основа. И я считаю, что она абсолютно правильная. Надо мотивировать людей делать осознанный выбор в пользу такого поведения. В пенсиях мы такое поведение стимулируем – приняли систему софинансирования накоплений. Возможно, что-то подобное следует сделать и в медицинском страховании. Об этом еще нужно думать.

В России есть система страхования банковских вкладов населения. Может быть, что-то подобное следует создать и для пенсионных накоплений. Здесь много вопросов, которые стоит обсуждать. Невозможно решить проблему простым уходом от ЕСН к взносам – она не линейная, в ней много разных составляющих.

Кстати о системе страхования вкладов. Процедура, прописанная в законе, неоднозначно говорит о том случае, когда фонд закончится. Государство будет поддерживать вкладчиков?

– В законе однозначно прописана субсидиарная ответственность государства…

Там говорится, что Агентство по страхованию вкладов должно обратиться к правительству, а правительство рассмотрит это обращение…

– Вы сомневаетесь, что правительство примет решение в пользу вкладчиков? Оно, безусловно, сделает все, чтобы у вкладчиков не было никаких проблем. Для крупных банков сегодня принимаются дополнительные решения даже вне рамок этой системы: капитализируются Сбербанк, Внешторгбанк, другие крупные кредитные учреждения. Вы хорошо знаете, что по всем страховым случаям, которые возникали, выплаты делались в полном объеме. А значит, гарантия существует.

То есть этот пассаж из закона можно считать гарантией государства?

– Да.

Вы сказали, что в системе пенсионного обеспечения неплохо было бы ввести некие дополнительные гарантии…

– Систему страхования пенсионных накоплений…

Это перекликается с мнением руководителей некоторых негосударственных пенсионных фондов, считающих, что если бы подобная система существовала, то у нас не было бы 90% «молчунов», что люди наконец распорядились бы своими пенсионными накоплениями…

– Думаю, да. Другое дело, что, как и в случае с банками, я не уверен, что все негосударственные пенсионные фонды смогут легко пройти в эту систему. НПФ, как и банки, должны будут доказать свою устойчивость и способность работать. Вот тогда они будут включены в систему государственных гарантий.

Это находится сейчас на уровне идеи?

– Нет. Уже есть текст концепции страхования пенсионных накоплений и даже предварительные наброски проекта закона. Есть расчеты. Сейчас идут обсуждения на рабочем уровне экспертов министерств и Государственной думы.

Вы будете продолжать бороться за замену НДС налогом с продаж?

– Я буду продолжать поддерживать эту идею. И если мы не придем к этому в ближайшие три года, я думаю, что потенциал у этой идеи есть, и не вижу аргументов в поддержку большей привлекательности НДС по отношению к налогу с продаж. В нынешних условиях динамика НДС показывает, что он не может считаться контрциклическим, как это утверждалось его сторонниками. Проблемы с его сбором точно такие же, как с любым другим налогом.

А почему, если имеются столь серьезные аргументы, не удалось до сих пор убедить ваших противников?

– НДС, несмотря на все его проблемы, является одним из главных источников бюджетных доходов. Принимать это решение нужно, только тщательно все взвесив и убедившись в правильности произведенных расчетов. Конечно, при любом изменении налоговой системы риски есть. Поэтому они должны быть минимизированы. Кроме того, необходимо просчитать все последствия для межбюджетных отношений. Они тоже скорее благоприятны, но, тем не менее, в этом случае система должна быть перестроена. И это непростой процесс. Так что подготовительная работа должна быть большая, и я думаю, что есть еще поле для дискуссии. То, что решение не принято, не означает, что работа не ведется.

Ведутся переговоры с Минфином?

– Переговоры не ведутся. Эксперты выполняют расчеты, периодически мы ими обмениваемся, дискутируем на эту тему, но речи ни о каких формальных переговорах нет.

Насколько конструктивные отношения у вас с Министерством финансов?

– Конструктивные абсолютно.

Создается впечатление, что имеет место некий скрытый конфликт…

– Конфликта нет. Есть дискуссия о некоторых принципах финансовой политики. В конечном счете, когда президент принимает решение, оно реализуется.

В последнее время наши чиновники стали более аккуратны в своих заявлениях...

– Быть в своих заявлениях аккуратным – это всегда хорошо, а в кризисный период особенно…

Это связано с тем, что научились на своих осенних ошибках, или президентом и премьер-министром была проведена профилактическая работа?

– Научились…

Сейчас всех тревожит тема второй волны кризиса. Что вы думаете по этому поводу?

– Думаю, что неопределенность в мире еще очень высока. Любое развитие событий возможно. Я не берусь предсказывать, будет ли вторая волна кризиса, но ее можно избежать за счет той политики, которая сегодня проводится у нас в России и в других странах. Мы можем справиться. Хотя, конечно, проблема носит очень серьезный характер. Например, качество активов кредитных организаций пока продолжает снижаться. Поэтому у нас зарезервированы средства на поддержание капитализации банков. Рассчитываем, что этого будет достаточно для того, чтобы избежать каких-либо дополнительных кризисных явлений.

Скажите, а государство всегда будет поддерживать «Автоваз», или когда-то это закончится?

– Государство будет поддерживать спрос на те автомобили, которые производятся в России. Это главное направление действий. И ограничение по стоимости автомобиля, до которой предоставляется поддержка при автокредитовании, работает в основном в пользу российских производителей. Это самый главный способ.

Для того чтобы «Автоваз» имел возможность жить, он должен производить все более конкурентоспособные машины. Быть более эффективным. Просто за факт существования государство долго платить не сможет…

Но пока ему приходится это делать…

– Пока приходится решать на временной основе социальные проблемы и вопросы долгов. Но это обуславливается реструктуризацией производства, и это очень важно. Такой же подход будет применяться к любому другому бизнесу. Да, поддержка может быть. Могут быть кредиты, поддержка спроса на продукцию отдельных предприятий. Но все это должно обуславливаться ростом производительности труда, снижением энергопотребления, созданием производств, которые могли бы конкурировать на российском рынке и иметь экспортный потенциал.

А что будет с проблемами крупных предпринимателей, которые имеют кучу долгов, в том числе и перед государственными структурами?

– Нужно в каждом конкретном случае смотреть на потенциал этих компаний. На то, какой период им требуется для реабилитации. Если мы верим, что мировая экономика начнет выходить из кризиса, значит продукция станет более востребованной. Но вопрос – смогут ли они выигрывать в конкуренции? Если смогут, значит нужно на этот временный период проблему решить: реструктурировать, например, кредиты. Именно это сейчас, по сути, и делается. Именно этим сейчас занимаются наши банки и иностранные кредиторы российских компаний – они получают обращения с просьбой о реструктуризации. По тем случаям, которые я знаю, диалог идет конструктивный.

При этом, естественно, эти решения обуславливаются сокращением издержек компании, продажей отдельных активов – иногда тех, которые либо не являются эффективными, либо кредиторы в каких-то случаях имеют большую переговорную силу и настаивают на продаже привлекательных активов просто для погашения долга. Хотя сейчас это наименее выгодный момент в силу низких цен. И мы стараемся не поддерживать такие решения. Банкротств тоже не избежать. Они зачастую являются более эффективным решением, чем просто поддержка.

А почему тогда до сих пор нет банкротств?

– Они есть. И сведения о них публикуются в прессе.

Но это маленькие фирмочки…

– Неважно, какие. Есть и средние предприятия, продающие имущество, находящиеся в стадии финансового оздоровления или банкротства. Пошел нормальный процесс.

Получается несправедливо: спасаются крупные компании, в том числе с помощью государства. А средние и малые никто не спасает…

– Банкротство и спасение – не обязательно противоречащие друг другу процессы. В ходе банкротства можно сохранить предприятие. Да, сменится менеджер. Да, уйдут какие-то части активов. Но сохранится ядро, на основе которого можно создать что-то новое. Сохранятся эффективные рабочие места.

Очень часто первая стадия процедуры банкротства – финансовое оздоровление – является очень здоровым процессом, извиняюсь за тавтологию, и ведет к повышению эффективности работы предприятия. А те крупные компании, которые иногда сохраняются за счет помощи, остаются неэффективными.

При этом всем очевидно, почему к крупным более внимательное отношение. Это большее число рабочих мест, серьезные социальные проблемы, и для их реструктуризации требуется значительное время.

Безусловной поддержки больше нет. Мы рассмотрели в различных комиссиях множество конкретных предприятий – в каждом конкретном случае предъявлено требование к реструктуризации и повышению эффективности. Эти программы выполняются. А значит, помощь используется как правильный рычаг для улучшения работы, для повышения качества российской экономики.

Как вы относитесь к идее выкупа акций ВТБ?

– Идея выкупа акций любого акционерного общества всегда является возможностью, которую нужно рассматривать. Особенно в сегодняшних обстоятельствах. При этом я считаю, что отдельного решения по ВТБ без «Роснефти» и Сбербанка быть не может. Проблемы надо рассматривать вместе – либо делать это, либо не делать.

А насколько юридически корректно выкупать акции у частных лиц и не выкупить их, допустим, у западных фондов?

– Скорее, речь может идти – такие идеи в экспертных кругах есть, и в компаниях они рассматриваются – об ограничении суммы, на которую выкупаются акции у каждого акционера. Это автоматически делает основными бенефициарами мелких владельцев. То есть граждан.

А не получится так, что будут нарушены права акционеров?

– Нет. Если ограничивается сумма выкупа, то это не является нарушением ничьих прав. Это, с юридической точки зрения, нормальный инструмент. Нельзя дифференцировать именно по характеру собственника, а по сумме выкупа – можно.

Как будет выполняться поручение президента о бонусах в гос­компаниях?

– Оно уже выполняется. В ряде компаний бонусы снижаются, в ряде – отказываются от выплаты бонусов вообще. Я являюсь членом советов директоров некоторых компаний, где такие решения были приняты: где-то было обнуление бонусов, где-то снижение до разумного размера, где-то они уже были установлены на достаточно низком уровне. Как, например, оплата независимых директоров в Сбербанке – она фактически была самой низкой из крупных госкомпаний, и мы посчитали возможным ее не снижать.

Представляется сомнительной идея выдвигать от лица государства в советы директоров не чиновников, а независимых директоров…

– Сомнительной? Почему?

Эти люди ни за что не отвечают…

– Это как раз чиновники ни за что не отвечают, кроме своих непосредственных обязанностей. Когда они приходят в совет директоров, у них в 99% случаев нет никакой мотивации бесплатно выполнять дополнительную работу. Это приводит к тому, что чиновники получают какие-то неформальные платежи от организаций, а это уже коррупция. Либо они просто не работают, не ходят на заседания.

Я помню, когда, являясь председателем совета директоров АИЖК, не мог собрать чиновников. Сейчас, когда в совете все директора независимые, кроме меня и генерального директора, проблем с кворумом нет. Все работают: часами сидят, анализируют ситуацию, ищут решения и вносят предложения. Добросовестно относятся к делу.

Такая же ситуация в РЖД и ряде энергетических компаний. Независимые директора серьезно работают потому, что это репутация, которая для них имеет очень существенное значение.

А для чиновников?

– К сожалению, репутация для большинства чиновников была долгое время не важна. Ситуация только начала постепенно изменяться.

Есть мнение, что независимые директора, поскольку они не чиновники, не обладают рычагами влияния на менеджмент госкомпаний…

– Обладают. Потому что сидят в совете директоров и настаивают на принятии решений, многие из которых потом принимаются. И менеджеры это видят.

Но они прекрасно понимают, что не решают, кто будет топ-менеджером этой компании. Это зависит от президента и председателя правительства.

– Как правило, речь идет об одном человеке – генеральном директоре, президенте компании или председателе правления. Обычно это политическое назначение, и такая практика существует в очень многих странах. Зато независимые директора видят, что могут серьезно повлиять на качество корпоративного управления, на процедуры, на эффективность работы, на инвестиционные планы, на покупку-продажу активов, на прозрачность. Во многих компаниях уже реально ощущают, что это происходит. Хотя не во всех еще. Очень разная практика пока. Где-то менеджмент уже научился работать с советом директоров, а где-то нет и продолжает воспринимать этот орган исключительно как головную боль и бесполезную нагрузку к текущим обязанностям.

С одной стороны, понятно, что банковская система должна очиститься. С другой стороны, мы видим, что государство так или иначе поддерживает тонущие банки…

– Государство не поддерживает тонущих, оно предоставляет капитал, давая возможность им реструктурировать обязательства, повысить качество активов. Это один из вариантов действий, возможно, единственно применимый в наших условиях. Можно было бы создать плохой банк, сбросить туда все проблемные активы разных банков, очистив их. Пока никто в мире этого толком не сделал…

А может быть, следовало позволить обанкротиться?..

– Кому? Сбербанку? Мы не будем заниматься политическими играми и создавать излишние риски. А мелкие банки банкротятся у нас каждую неделю.
Плохой банк можно было бы сделать, если бы не одно простое обстоятельство – оценка активов. Как только мы уходим в эту плоскость, возникает масса вопросов. И ни одна страна пока не смогла ответить, как избежать политических рисков, связанных с оценкой активов, как потом объяснить налогоплательщикам, почему заплатили так много. А если заплатить слишком мало, то это никому не поможет.

Поэтому капитализация банков с выдвижением к ним определенных требований является более технологичным решением и позволяет кредитным учреждениям, имея средства, самостоятельно заниматься улучшением качества своих активов. Это наиболее медленный путь для очистки, но наименее рискованный.

Насколько вероятно принятие мировым сообществом российских предложений по энергетической безопасности? Возможно ли присоединение к новой системе таких государств, как Иран и Северная Корея? Предусматривается ли система санкций против нарушителей?

– Мы выдвинули предложения, чтобы инициировать дискуссию на эту тему. И она идет в самых разных кругах. Ждем комментариев от партнеров. Часть предложений разделяется, часть – нет, по части нужны разъяснения, в том числе и от нас.

Объем санкций – это предмет каждого конкретного договора, но сами по себе санкции являются обязательным элементом. Главной частью наших предложений является процедура разрешения конфликтных ситуаций. А значит, к этому очевидно привязывается вопрос санкций.

Сегодня участниками Энергетической хартии не являются страны, которые ее подписали, но не ратифицировали. Например, Россия, Австралия, Норвегия. А Канада, Индия, Китай и США этот документ даже не подписывали. Поэтому, прежде чем думать об участии Ирана и Северной Кореи, которые все-таки не самые крупные участники энергетического рынка, хорошо бы заручиться поддержкой крупнейших игроков. Хотя наши предложения открыты для всех, в том числе и для небольших стран.

Имелось в виду, что тем самым энергетика Северной Кореи и Ирана была бы более открытой и контролируемой?

– Естественно. Но такие соглашения без ключевых игроков все равно не имеют никакого смысла.

В маленьких городах имеются очень серьезные социальные проблемы. Как их решать?

– Проблемы у маленьких всегда более острые, чем у больших. Просто в силу того, что им труднее преодолевать те издержки и препятствия, которые создает сама жизнь. Хотя, с другой стороны, маленькие всегда более терпеливы и лучше умеют переживать трудности, так как живут в них постоянно. Если у больших есть периоды взлетов и падений, то у маленьких, как правило, всегда очень трудная судьба, и те, кто выживает, становятся особо сильными.

Сегодня очевидно, что в малых и средних городах, где есть небольшое число предприятий и все они испытывают трудности, проблемы особенно тяжелые. И именно на них направлены основные программы поддержки занятости. Конечно, решение серьезной проблемы возможно, только когда опять возникнет нормальный бизнес, когда будут нормальные доходы от предпринимательской деятельности. Пока этого не произойдет, в полной мере проблемы не решить в принципе.

Но на временной основе возможна поддержка за счет государственных программ. Это делается на основе соглашений между федеральным правительством и регионами, а также при участии муниципалитетов и бизнеса. Имеется в виду переквалификация кадров, создание временных рабочих мест, общественные работы. Мы, конечно, видим, что далеко не все хотят идти на предлагаемые специальности. Считают, что кризис может быть коротким, что его можно пережить, не меняя профессию, не идя на какие-то компромиссы. Но думаю, что в большинстве случаев это неправильный подход. Нужно понимать, что нас может ждать период длительной структурной перестройки. Многие из тех предприятий, которые раньше держались на плаву, в будущем просто не имеют никаких шансов в силу своей неэффективности. Нужно искать новые возможности.

Новый бизнес будет создаваться постепенно. Поэтому нужно принимать решение временно идти туда, куда предлагается, получать новую квалификацию. Работа может быть менее престижной, но в конечном счете это возможность содержать свою семью, зарабатывать деньги на образование для детей.

Выданные кредиты будут погашены, или возможна другая ситуация?

– По каждому будет приниматься отдельное решение. Не бывает общих правил, поскольку предприятия находятся в различном состоянии: где-то могут быть продления кредитов, а где-то нужно будет возвращать в установленный изначально срок. Все зависит от состояния конкретного актива…

Возможно ли списание кредитов?

– Не думаю. Любое изменение характера обязательств, в том числе снижение их объема, может случиться только в процессе банкротства. Во всех других случаях этого быть не может и речь об этом не идет – те данные, которыми мы располагаем, говорят, что все, получившие кредит у ВЭБа, могут расплатиться либо в тот срок, который был установлен, либо с продлением. Поэтому оснований для списания просто не существует.

Как вы относитесь к идее создания института жилой недвижимости для сдачи в массовом порядке в аренду? Это когда-нибудь у нас заработает?

– Думаю, что скоро это начнет работать более активно, но все-таки достаточно медленно. В силу особенностей нашей новейшей истории в ближайшие десятилетия собственность будет преобладающей формой владения и распоряжения жилой недвижимостью в нашей стране. Ничего другого у нас пока нет. Но по мере развития роль собственного жилья снизится, и арендные отношения будут развиваться более активно.

Следует развивать сегменты коммерческого и социального найма. Государству придется строить жилой фонд, который необходим для обеспечения людей, переселяемых из квартир, за которые они не могут платить ипотечные кредиты. Инструмент социального найма необходим также молодежи…

В России плохо развивается малый бизнес. Если бы люди имели возможность снять жилье на длительный срок, а свободные деньги вложить в дело, то ситуация могла бы измениться. Может, государству следует массово инвестировать в такие проекты?

– Это вопрос ресурсов. Их не безграничное количество. По сравнению с общими объемами государственное строительство не может быть большой величиной. Иначе придется тратить на эти цели до трети бюджета – у нас просто нет таких средств. Поэ­то­му жилищное строительство будет в основном вестись за счет частных средств, за счет кредитования. А значит, нужно искать механизмы, при которых сдача квартир в аренду станет привлекательной для частных собственников.

Тут много очень вопросов, связанных и с налогами, и с содержанием жилого фонда. Иначе просто окупаемости нет. Если жилье сдавать в аренду, а не продавать в собственность, то при нынешних затратах на подключение к инфраструктуре просто не сходится баланс.


Источник : Финанс.